Оружие и не оружие

Оружие — древнейшее изобретение человека. Нож, ду­бина, колье — все эти веши были изобретены гораздо рань­ше колеса. Каждый этап развития человечества нашел свое отражение в оружии. По истории оружия — от каменного топора до межконтинентальной ракеты — можно просле­дить историю человечества.

Что же такое оружие? Что роднит между собой меч и револьвер, кастет и пулемет? «Оружие — это предметы, пред­назначенные для поражения (ранения, выведения из строя, уничтожения) противника». Оружием мы называем вещи, предназначенные для того, чтобы помочь нам победить про­тивника (порой в качестве противника выступает животное, тогда мы говорим об охотничьем оружии), вещи, предназ­наченные для того, чтобы сделать нас сильнее врага. Вещи, предназначенные для того, чтобы помочь нам сражаться. Вещи, предназначенные для боя.

«Каждая вещь имеет свои свойства» — так говорил ки­тайский мудрец Чжуан Цзы две с половиной тысячи лет назад. «Каждый вид оружия имеет свой характер» утверж­дает сегодня японский мастер боевых искусств Хацуми. Свойствами предмета определяется возможность примене­ния его в том или ином качестве. Подчеркиванием и усиле­нием отдельных свойств предмета достигается его специа­лизация. К примеру, копье и пика были получены путем усиления колющих свойств палки. А увеличив длину копья — его свойство, позволяющее поражать противника с дальней дистанции, на которой меч или топор еще бесполезны, по­лучили саррису — семиметровое копье македонского пехо­тинца.

Совокупность свойств предмета создает его характер. Ха­рактер оружия в значительной мере диктует тому, кто ис­пользует это оружие, что ему следует делать. Так, например, форма рукояти некоторых боевых ножей вынуждает бойца держать нож одним из тех способов, которые принято счи­тать правильными в европейских системах боя на ножах. Любой другой хват не годится — рука будет чувствовать себя неуютно и инстинктивно приведет к правильному положе­нию.

Большинство видов оружия не навязывают столь жест­ко способ их использования, но характер оружия все же вы­нуждает его хозяина действовать определенным образом. Так, например, абсурдна попытка колоть цепью, невозможно ре­зать гладкой палкой. Если владелец оружия сопротивляет­ся естественному характеру оружия — это затрудняет или делает невозможными его действия, если же следует ему — он будет мастерски владеть им.

Однако у всех видов оружия есть одно главное свойство, одна доминирующая черта характера — это их предназна­чение, их цель. Оружие должно помогать нам сражаться, и оно помогает в этом даже тогда, когда мы того не хотим. Оружие создано для боя. Поэтому оружие «хочет» принять участие в бою, и это свое желание оно передает хозяину. Здесь есть своего рода парадокс: чтобы хорошо владеть оружием, надо действовать в согласии с его характером, но характер оружия побуждает к агрессии, вызывает желание вступить в бой. Оружие вызывает ощущение силы и в то же время желание испробовать на ком-нибудь эту силу.

Это особенно хорошо заметно на примере личного ору­жия, но то же самое верно и в более крупных масштабах. Сильная армия зачастую вызывает у правительства желание пустить ее в ход вместо того, чтобы прибегнуть к перегово­рам. Это ощущение силы обычно ложно, тем не менее, оно обладает мощным влиянием на человека. Например, попро­буйте подойти к незнакомой собаке с пустыми руками и с палкой; представьте себе, что ночью в глухом переулке к вам подходит мрачного вида человек — какой будет ваша пер­вая реакция, первая мысль? — а теперь представьте себе ту же ситуацию, но у вас в кармане нож или пистолет — чув­ствуете разницу?

Оружие жаждет боя и зачастую при первых же призна­ках критической ситуации голос оружия оказывается силь­нее голоса рассудка. Печально, но факт: часто оружие, но­симое для самообороны, служит причиной ранения или даже гибели владельца. Это происходит из-за свойства оружия притягивать внимание, оно как бы говорит «Дай я попро­бую!» Если на человека неожиданно нападают с ножом, он обычно инстинктивно пытается закрыться, отскочить или оттолкнуть противника, словом, пытается защититься. Если же у этого человека при себе пистолет — обычно он сразу пытается выхватить его и застрелить нападающего, не пред­принимая никаких действий, чтобы защитить себя — он больше заботится о том, чтобы поразить противника, чем о собственной безопасности — и, как следствие, часто ока­зывается ранен или даже убит. Порой ему удается застре­лить нападающего, но если тот уже успел нанести удар — много ли в этом проку?

То же самое верно в отношении любого другого вида оружия: там, где безоружный человек пытается уклонить­ся от боя, договориться или убежать — вооруженный на­деется на силу оружия. Человек, носящий оружие (даже для самообороны), становится слишком уверен в себе, слиш­ком самонадеян (вернее, он слишком надеется на свое ору­жие) — и в результате нередко попадает именно в ту ситу­ацию, которой хотел бы избежать. Так как он находится под, своего рода, гипнозом, он вместо того, чтобы попытать­ся уклониться от столкновения, хватается за оружие. По­рой оружие явно побуждает своего владельца спровоциро­вать нападение или даже напасть самому без реального повода с другой стороны.

Влияние оружия на своего владельца столь сильно еще и потому, что в силу ряда исторических причин с оружием связана положительная коннотация. На подсознательном уровне человек связывает слово «оружие» с положительны­ми понятиями, такими как «честь», «доблесть», «благород­ство» и подобными им. Связано оружие и с еще одним рас­хожим стереотипом — с образом «настоящего мужчины». Казалось бы, должно быть ясно, что на самом деле в ору­жии нет и не может быть ничего положительного — и прав­да, что благородного можно найти в предмете, созданном лишь для убийства? — однако избавиться от стереотипов нелегко. Дилетанту и ученику очень тяжело преодолеть гип­нотизирующее влияние оружия, только тем, кто достиг уров­ня мастера, удается избавиться от такого наваждения.

Однако, если копнуть глубже, мы обнаружим одну ин­тересную вещь: дело не столько в самом оружии, сколько в нашей убежденности в том, что данный предмет является оружием! Агрессивность не входит в число свойств самого предмета, однако, она главное (и практически единственное) содержание понятия «оружие».

«Вещи становятся тем, что они есть, когда люди дают им имена», говорил Чжуан Цзы. Свойства каждой вещи позво­ляют ей выступать во многих ролях, но лишь люди, не ско­ванные множеством стереотипов, видят это достаточно ясно. В свое время одна из команд КВН перечислила 32 способа использования дуршлага, включая получение веснушек пу­тем загорания и поиск мин путем просеивания — шутка, ко­нечно, но в каждой шутке есть доля мудрости. В принципе такой подход возможен для любого предмета — уловив его свойства, найти ему множество применений. Практически любой предмет обладает свойствами оружия, но те предме­ты, которые свободны от ярлыка «оружие», не оказывают агрессивного влияния на своих владельцев. Более того, даже предметы, созданные как оружие, не проявляют своей аг­рессивной склонности, если их хозяева не фокусируются на этом факте или просто не знают об этом.

В свое время в российской глубинке у одной крестьянки нашли широкий бирманский меч, который ее отец привез еще в молодости с японской войны. Когда ей предложили выкупить меч для музея, женщина очень удивилась. Она все это время шинковала им капусту, для этой цели тяжелый и острый как бритва клинок подходил идеально, так как пер­воначально предназначался для рубки куда более твердых вещей. У другой женщины в Белоруссии участковый мили­ционер обнаружил немецкий стилет, который она исполь­зовала для огородных работ — рыхления почвы, пикировки рассады. Узнав о том, что это оружие, женщина была пора­жена — она была уверена в том, что это заграничный сель­скохозяйственный инструмент. В квартире одной домохо­зяйки нашелся кастет, которым она колола орехи — так было удобнее, чем молотком.

Показательно, что во всех трех случаях речь идет о жен­щинах — мужчины традиционно получают милитаристское воспитание и поэтому испытывают определенное влечение к оружию. Мужчина быстро определил бы, с какого рода предметом он имеет дело — и, как следствие, скорее всего, попал бы под агрессивное влияние стереотипа «оружие». Отсутствие же знания о предназначении этих вещей пре­вратило оружие в мирные бытовые предметы.

Зачастую имеет место обратный процесс — бытовые пред­меты, обладающие поражающими свойствами, используются как оружие. Так, например, все виды оружия, применяемые в кобудо и каратэ являются адаптированными сельскохо­зяйственными инструментами: нунтяку первоначально ис­пользовалось как цеп для обмолота риса, тонфа — как ру­коять для вращения жернова домашней мельницы, сай - как инструмент для рыхления почвы (вспомните женщину, ис­пользовавшую стилет для работы в огороде), кама — как серп для жатвы риса и т.п. Любой предмет, который мог подвер­нуться под руку в разгаре боя, считался в Китае и в Японии оружием. Во время первой и второй мировых войн в руко­пашном бою часто использовались саперные лопатки — свойства лопатки, позволяющие ей втыкаться в мерзлую

«Вещи становятся тем, что они есть, когда люди дают им имена». Предметы сами по себе не имеют строго опре­деленного предназначения. Предметы имеют лишь свойства, поэтому только от их владельцев зависит то, как тот либо иной предмет будет использован. Лопата не орудие, пред­назначенное, чтобы копать землю. Лопата, это предмет, свой­ства которого делают его подходящим для того, чтобы ко­пать землю, как и для ряда других действий. Например, для отрубания вражеских конечностей.

Предметы универсальны. «Предназначение» - лишь сте­реотип. Любой предмет можно использовать многими спо­собами. Возьмем, к примеру «пуукко» — традиционный финский нож. Испокон веков этот нож использовался фин­нами для всевозможных бытовых целей — нарезать хлеб, почистить рыбу, вырезать игрушку из дерева. По сей день в каждом доме в Финляндии найдутся один-два таких ножа, главным образом для работы на кухне или для рыбалки. В глазах финнов «пуукко» вообще не является оружием. Од­нако в России тот же самый финский нож известен как «фин­ка» — типичное оружие уголовника, ношение такого ножа противозаконно и наказуемо. Вещь та же самая, но отно­шение к ней другое — и в результате мы говорим как будто о двух разных предметах, один из которых — универсаль­ный рабочий инструмент, а другой — бандитское оружие.

Разница между «не оружием» и «оружием» лежит в на­шем сознании. Порой достаточно лишь заменить имя, что­бы превратить один предмет в другой. В какой-то вещи мы можем заметить ее пригодность для того, чтобы колоть орехи и назвать ее «орехоколом» или «колотушкой», но тот же са­мый предмет можно использовать для разбивания голов, и тогда речь пойдет о «кастете». Наша проблема в том, что дав однажды вещи имя, мы тем самым определяем для себя ее применение. У Честертона есть детективный рассказ, в ко­тором жертву убили стрелой и все искали лучника — нико­му не приходило в голову, что стрелой можно заколоть - так же, как ножом или шпагой.

«Совершенный человек» превращается в толкущего рис, когда он толчет рис». Ни одна вещь не является «оружием» или «не оружием» сама по себе. Топор превращается в плот­ницкий инструмент, когда им тешут бревно, он же стано­вится оружием, когда им наносят удар по голове противни­ка. Любая вещь может выступать во многих ролях, в том числе и в роли оружия, но чтобы ясно понять это, надо освобо­диться от стереотипов, сковывающих сознание. Не суще­ствует «оружие» или «не оружие» как таковое, есть только разные предметы, и то, как мы будем их применять, зави­сит лишь от нас самих.

Европеец привык к жестко установленным функциям предметов, например, тарелка для него — лишь тарелка, а меч — не более, чем меч. Поэтому в Европе человек мог быть известен как мастер боя только при том условии, что он про­фессионально фехтовал на мечах (однако, лишившись меча, такой боец оставался беззащитным — его мастерство было привязано к оружию). На Востоке же, особенно в Китае, отношение к вещам всегда было другим. Истинным масте­ром считается там не тот, кто в совершенстве владеет мечом или копьем, но тот, кто в случае необходимости может ис­пользовать любую вещь сообразно с ее свойствами для дос­тижения своих текущих целей. Его мастерство заключено в нем самом и не зависит от каких-то конкретных предметов. Такой человек может использовать тарелку вместо метатель­ного ножа, а меч вместо лестницы: он использует предметы в соответствии с их свойствами, подходящими ему в дан­ный момент, а не «согласно с их предназначением». Он мо­жет владеть алебардой, кистенем или кинжалом, но если обстоятельства вынуждают его вступить в бой, не имея под рукой привычного оружия, он способен вооружиться лопа­той, поясом или осколком стекла, сорванной с дерева вет­кой или снятым с ноги башмаком — и такое «оружие» будет в его руках не менее эффективным.

Более того, такой человек не только мастер боя, он мас­тер жизни. Любая вещь в его руках послушно раскрывает свои свойства, нужные ему в данный момент; он работает — и вещь становится инструментом, он сражается — и вещь превращается в оружие, он отдыхает — вещь служит пред­метом обстановки. Эту особенность легче всего понять на примере играющих детей: ребенок ведь не скован глупыми правилами взрослых. Посмотрите на ребенка, играющего с палкой: вот он скачет верхом, а палка — это его верный конь, вот она превращается в меч-кладенец, в дерево, под кото­рым он прячется от дождя, в мачту корабля, в ружье, в под­зорную трубу... Это выглядит смешно, но в этом и есть путь Дао — находиться в гармонии с вещами и тем самым ис­пользовать их оптимальным образом в каждый момент, из­влекать из них наибольшую пользу. Человек, постигший истинную суть вещей, будет гармонично приспосабливать­ся к каждой вещи, как вода приспосабливается к форме сосуда, и вещи будут для него только тем, что ему нужно в данный момент. Сами вещи для него не имеют предназна­чения — лишь их свойства, в соответствии с которыми он использует эти предметы в той или иной ситуации. Это ли не лучший путь — быть в гармонии с вещами?

Оружия не существует. «Оружие» — всего лишь ярлык, который мы навешиваем на предмет, когда хотим исполь­зовать его для боя, это проекция на предмет наших собствен­ных агрессивных намерений. Назвав какую-то вещь «ору­жием», мы сами загоняем себя в тупик. Во-первых, решив, что эта вещь «предназначена для боя», мы лишаем себя воз­можности использовать её свободно, по своему усмотрению, так как устанавливаем ей жесткое предназначение. Во-вто­рых, мы подвергаем себя агрессивному воздействию стерео­типа «оружие»: являясь владельцем предмета, «предназначенного для боя», мы автоматически начинаем готовиться к бою — по крайней мере, на ментальном уровне.

А что, если нам отказаться от оружия? Нет, это не при­зыв сражаться голыми руками. «Вы не обезьяна — исполь­зуйте орудия!» Одно из главных отличий человека от про­чих живых существ в том, что он может в различных ситуациях обеспечить себе преимущество за счет сознатель­ного использования тех или иных предметов. Если у вас есть преимущество, было бы глупо добровольно лишиться его, а уж тем более в бою, когда ставкой зачастую служит жизнь.  Ставки на футзал Отказ от оружия не подразумевает отказ от самого предме­та, называемого «оружием». Отбросить следует лишь то от­ношение к предмету, которое заставляет нас называть его «оружием». Не думать о предмете, как о своего рода вол­шебной палочке, которая сделает нас сильнее и поможет одержать вверх над противником, как о вещи, предназна­ченной только для боя.

Предметы, с которыми мы тренируемся, могут стать для нас инструментом самосовершенствования, самовыражения, поиска гармонии. Упражнения с предметом позволяют лучше узнать этот предмет, познакомиться с его свойствами (зача­стую довольно неожиданными), его характером, помогают войти в столь полную гармонию с предметом, что он стано­вится как бы вашей частью, одним целым с вами. Это одна из причин, по которым в большинстве школ китайского ушу и в некоторых японских «рю» кроме отработки традицион­ных форм поощряется также вольная работа с предметами — ученик открывает для себя все больше и больше свойств того же предмета, порой новых даже для учителя (так, на одном из семинаров по ниндзюцу ученики предложили использо­вать вспышку фотоаппарата для того, чтобы ослепить про­тивника — это поразило даже учителя, проводившего семи­нар, так как он привык рассматривать фотоаппарат в футляре с ремешком как своего рода кистень, и использовать его

соответственно).

Вольная работа с предметами позволяет выйти за рамки традиционного мышления. Между тем, в большинстве восточных школ боевых искусств главный акцент делается на шлифовку традиционных форм, вольные упражнения не приветствуются, а то и просто запрещены. В результате фор­мируется стереотип: «это единственный правильный спо­соб применения данного предмета, не стоит даже пытаться использовать его по-другому». Тренировки с предметами являются также средством ментального развития, так как, требуя от ученика предельного сосредоточения, они превра­щаются в, своего рода, медитацию в движении, с предметом в качестве объекта медитации. Если же в реальной ситуа­ции мы будем вынуждены принять бой, то предмет, кото­рым мы воспользуемся — будь это зонтик или нож, дубинка или сумка — станет эффективным инструментом, облегча­ющим решение текущей задачи.

Такой отказ от оружия может стать для нас новой ступе­нью в изучении боевых искусств. Грубые орудия убийства исчезнут и останутся только предметы с их многочислен­ными свойствами. Исчезнет «оружие», предназначенное для «боя» и останутся лишь вещи, способные сообразно своим свойствам играть сотни ролей в сотнях ситуаций — ограни­чением станет лишь ограниченность нашей фантазии. Чем богаче фантазия, тем больше способов применения каждой вещи мы сможем увидеть. Упадут ограничивающие и зак­репощающие стены стереотипов и перед нами откроются новые возможности. Звучит как парадокс, но отказ от ору­жия ведет к прогрессу в тренировках с предметами.

Отказавшись от стереотипа «оружие», мы сможем уви­деть вещи такими, какие они есть, а не такими, какими их принято видеть и откроем для себя множество новых, луч­ших, более полных путей их использования. И тогда отказ от оружия станет для нас еще одним шагом на пути к совер­шенству в искусстве боя.

Алекс Левитас